Как я стала психологом и актрисой? Профессиональная автобиография пост-перестроечной эпохи

Летом 1995 года мы с подружкой стояли в длинной очереди за благословением. Благословение давали два брата-монаха - учителя одной из школ тибетского буддизма (нинг-ма), приехавшие из США, где они живут и практикуют, в подмосковный Дом отдыха "Лесные поляны". Мы обе тогда пробовали себя в переводах с английского, и наша просьба о благословении была, как будто, "под копирку". Первой подошла Ольга и получила благословение заниматься переводами. И вот уже 20 лет ими занимается. Это ее основной источник дохода в жизни. Не на всех переведенных ею книгах стоит ее фамилия (такова наша издательская реальность), в числе лучших ее «официальных» работ очень мной любимая книга Кристины Гроф "Жажда целостности".

На свою просьбу я получила ответ, который после двух переводов звучал примерно, как благословение заниматься тем, чем я буду заниматься. Признаюсь, я была несколько обескуражена. Я закончила перевод, над которым тогда работала - жизнеописание А-Ю Кхадро из книги "Women of wisdom". Очень благодарна за редакторскую правку Татьяне Науменко. Я даже отослала отредактированный перевод в одно московское издательство, узнав, что в их планах значится эта книга. Уже и не помню, в каком виде я получила ответ - был он явно отрицательным, но мне важно было осознавать, что я сделала все, что от меня зависело. Свой текст мы с Таней передали в библиотеку Санкт-Петербургской Дзогчен-общины, где он, надеюсь, и сейчас находится " на благо всех живых существ". Это было, наверно, первой моей работой "ПроБоно". Были еще небольшие заказы, о которых я с большим трудом вспомнила, когда взялась за написание этого текста. Но, по сути, моя переводческая деятельность закончилась, даже толком не начавшись.

Через полтора года после описываемых событий, я оказалась Генеральным директором (нанятым) небольшой строительной фирмы. Вот тогда до меня впервые дошел смысл полученного благословения. Ничто, казалось, не предвещало такого поворота - ни мое первое образование по физиологии, полученное на биофаке ЛГУ, ни второе, оставшееся незаконченным, - отделение ориенталистики ВРФШ (Высшей Религиозно-Философской Школы). Я активно пробовала себя в самых направлениях, решив, что я не могу заниматься тем, чем планировала, в совершенно изменившемся перестроечном мире не имея материальной поддержки и рассчитывая только на себя. Сейчас, через 20 лет, мне легко видеть те выборы, мимо которых я прошла и которые отвергла. Любопытно, что знакомством с хозяином фирмы, который взял меня на работу, благодаря чему я оказалась в строительстве, я была обязана своим занятиям санскритом в уже упомянутой ВРФШ. В те годы случались и не такие "чудеса"!

"Экономический кризис всегда заканчивается строительным бумом"- эта сентенция засела у меня в голове даже не помню со школы или с Университета. Я вспоминала о ней, проезжая мимо замороженного недостроя в спальном районе, где жила тогда. До оживления в "большом" строительстве было еще несколько лет, но "малое" - ремонт, реконструкция - было уже весьма востребовано. Я перестала себя чувствовать иностранкой среди появляющихся новых кафе и магазинов, научилась водить машину, потому что платить водителю-экспедитору, занимающемуся снабжением, дороже, чем делать это самой. К этому же времени относится и мой первый клиентский опыт в психотерапии. «Ломка», связанная с изменением круга и стиля общения, социального статуса, была весьма ощутима. Не случись этого, возможно, не было бы и потребности в психотерапевте и уж точно не было бы денег на оплату его услуг.

"Строительному" периоду своей жизни я обязана следующими достижениями: слово "ремонт" перестало вызывать у меня панический ужас и казаться чем-то невыполнимым и недостижимым, встреча с чиновничье- бюрократической системой уже не вызывала желания забиться в дальний угол и грезить там цитатами и образами из "Замка" Франца Кафки. Множество и разнообразие взаимодействий в процессе работы - необходимость выстраивать отношения с заказчиками, поставщиками, сотрудниками, партнерами привели к осознанию, что главным в любых переговорах является не цена вопроса и не знание в конкретной профессиональной области, а способность понять потребность собеседника и дать ему понять, что он услышан. Отсюда уже совсем недалеко до психологических тренингов – навыков коммуникации, переговоров etc. Но я ушла не сразу в тренинги, а сначала в декрет!

Рождение ребенка – величайшее событие в жизни любой женщины. А его взращивание дает возможность заново прожить, а, если повезет, то и «залечить» собственные детские раны. Но сначала эти раны ре-активируются, а если к этому приложить еще осознанную установку «воспитывать не так, как воспитывали меня» и высшее образование (в данном контексте подойдет любое), то клиент курсов для родителей и всевозможных детских «развивалок» готов. Вот на этом пути мне и повстречалась тренинговая компания «Всемирные Центры Взаимоотношений» (GRC). Адлерианская школа очень хорошо «ложилась» на мой личный опыт и историю моей родительской семьи. В «Центрах» я прошла путь от участника тренинга до менеджера по набору этих тренингов, прошла обучение на тренера, ощутила недостаток знаний по психологии, пошла учиться в Международную Школу психотерапии, консультирования и ведения групп ИПК «Гармония» и … ушла из «Центров».

Любопытно, что на курсе нас было трое из «Центров». Двое после первого курса ушли из «Гармонии», а я из «Центров». Меня увлек открывшийся мир глубинного консультирования, пришло понимание, что тренинги «Центров» хороши для «хорошо функционирующих невротиков», но не способны решить более глубоких проблем, и даже могут быть небезопасны для таких, как я с моим мужем-алкоголиком. Моя семейная история и место в ней аддиктивного поведения заслуживает отдельного описания, здесь я буду лишь упоминать события, значимые для развития сюжета моей профессиональной жизни. Параллельно у нас возник и с треском рухнул семейный бизнес. Анализируя причины этой неудачи мне, как это ни парадоксально, удалось существенно повысить самооценку, а мужу начать выздоравливать от алкогольной зависимости. Нам пришлось продать квартиру, я устроилась работать менеджером по продажам в строительную фирму, что помогло поддержать финансовое состояние семьи и не остаться совсем без крыши над головой, построив дом за городом. Когда финансовое состояние у мужа стабилизировалось, я ушла из строительной фирмы и с тех пор вся моя деятельность связана только с психологией.

Обучение в «Гармонии» выстроено по американской модели подготовки психотерапевтов – очень много работы с собственными переживаниями для выработки профессиональной позиции, позволяющей опираться на них, в них не погружаясь. Быть собой, «работать собой», БЫТЬ с клиентом и сохранять себя. Здесь я познакомилась с концепцией «раненого целителя», позволяющей очень по-буддийски перенаправлять собственное страдание (конечно же в трансформированном виде) «на благо всех живых существ».

Моя работа с клиентами с различными формами зависимого поведения укоренена в моей личной истории, что позволяет мне очень глубоко понимать клиента, и это, в свою очередь, вызывает его доверие ко мне. В то же время, мой собственный и весьма травматичный когда-то опыт позволяет мне быть очень устойчивой к осознанным и неосознанным манипуляциям клиента. Манипуляция - это ярчайшее проявление зависимости, как синдрома, многократно описанного в литературе, например, как треугольник Карпмана. Устойчивость и, одновременно, высокая способность к распознаванию (я же сама все это проходила!) манипуляций, на мой взгляд, – основа для эффективной терапии.

В основе зависимого поведения, обычно, лежит травматическое переживание. Не столь важно какова была сама травма, гораздо важнее какой след она оставила в душе. Работая в Реабилитационном Центре для зависимых от алкоголя, я заметила, что с пациентами – в прошлом участниками боевых действий, у меня формируется особая эмоциональная связь – с чего бы это? Личный психоанализ помог: Спасибо дедушке-алкоголику, две войны «проработавшему» снайпером! У меня очень специфическое чувство безопасности…

Особое место в процессе обучения в «Гармонии» занимает формирование индивидуального стиля консультирования. В основе этого формирования – глубокое осознание сильных сторон собственного восприятия. Так я узнала, что я – кинестет и моя главная опора в психологическом консультировании – невербальная коммуникация. Закономерным продолжением явилось мое обучение танце-двигательной психотерапии в московском Институте Практической психологии и психоанализа (ИППиП). И здесь для меня снова открылся целый мир! Мир, в котором сплелись наука, религия и искусство. Танце-терапия объемлет очень разные аспекты психической реальности. С одной стороны она дает возможность проявиться и сделать осязаемыми самые сокровенные проявления внутренней жизни, с другой – позволяет их проанализировать и перевести на язык академической науки. Я вдруг ощутила востребованность своего первого образования, важность полученных когда-то знаний по анатомии и физиологии и была ошеломлена совершенной неожиданностью открывшегося нового ракурса. Когда эти знания стали моим субъективным опытом, стала очевидность «невоплощенности» моего первого образования. И до меня, наконец, дошел смысл заданных когда-то моим научным руководителем вопросов о моей личностной заинтересованности в теме исследования. Когда-то мне это казалось дикостью – какая может быть личностная заинтересованность в том, что касается фундаментального исследования? И всего-то 25 лет потребовалось, чтобы «дошло»!

Очень продуктивно оказалось распространить этот принцип субъективности на собственную жизнь. Тело не существует без движения. Движение - это его способ существования, а наблюдая движение, можно очень много понять про свой способ жизни, а иногда и понять форму «своей любимой болезни». Используя этот принцип «воплощенной субъективности» при исследовании жизненной ситуации клиента и его форм выражения здоровья и болезни, я ощущаю себя очень устойчивой и предельно объективной. И нахожу воплощение своим страстям – понимать и быть нужной. Или, другими словами, исследовать и помогать. В прямой и обратной последовательности, то есть исследовать ситуацию, чтобы понять, в чем может быть помощь и, с другой стороны, исследовать, а что же помогло.

И этот текст – это тоже попытка исследования. Такая вот «адвайта» (санскрит, – не-двойственность) в действии.

Я уже упомянула, что в танце-терапии для меня соединились наука и искусство. И дело не только в том, что любое ремесло на определенном уровне становится искусством, а в том, что называется художественным выражением. Когда возникает пространство между художником (в смысле artist, а не только painter) и зрителем – пространство, порождающее смыслы. Психотерапия, для меня, сама по себе очень близка к искусству в таком его понимании, а для терапии творческим выражением – это хлеб насущный. И первый опыт сценического перформанса для меня связан с обучением танце-двигательной психотерапии. Оказалось, что надо было только начать! Я, лет с 6-ти считавшая, что я и сцена – вещи несовместимые (после того, как мне объяснили, что я – «бесперспективная»), переживавшая определенные сложности в профессиональном самоопределении, связанные именно с тем, что психолог – публичная профессия, пусть и совсем чуть-чуть, оказавшись на сцене нахожу там что-то очень важное и ценное, причем скорее в себе, чем только для себя. И следующим, уже очень закономерным, шагом оказалось знакомство с волшебством плейбек-театра.

Первое, что меня потрясло, - это состояние «нуля». Состояние, в котором актер должен слушать историю, которую ему предстоит сыграть сразу после того, как она будет рассказана. И все это уже происходит на сцене. Здесь, для меня, нашлись ответы на сложные вопросы в психологическом консультировании. И, оказалось, что это тоже ремесло и этому можно научиться. Плейбек, не будучи терапией, оказался для меня очень важной частью моей профессиональной идентификации именно, как психотерапевта. Частью, которая поддерживает и питает, защищает от профессионального выгорания, и, одновременно, той частью, которую важно предохранять от поглощения, отделяя плейбек, как искусство, от терапии, которая является искусством помощи. Это отдельная история, которая, возможно, будет написана, но не здесь и не сейчас.

Возвращаясь к той очереди за благословением теперь, я представляю себе, что бы я подумала, если бы получила благословение тогда на то, чем занимаюсь сейчас! Интересно, что, начав писать этот текст, я вдруг получила приглашение на встречу с одним из упомянутых братьев-монахов – второго уже нет в живых. Встреча должна была состояться в двух кварталах от моего теперешнего дома… Текст я писала не за один день, в процессе поучаствовала в ритрите и рассказала Ринпоче эту историю с благодарностью и восхищением от полученного 20 лет назад благословения и даже его – Ринпоче - сфотографировала.

Мне важно было рассказать о своих трансформациях, чтобы остановиться, определиться, «заземлиться», как говорят коллеги танце-терапевты, в собственной профессиональной идентификации. Наверно впервые то, что я делаю, я хочу делать и в дальнейшем, насколько хватит отпущенного времени. И я рада тому, что моя профессиональная деятельность предполагает постоянное и непрерывное обучение, а значит и изменение. Но это изменение только внутри уже определенного контекста. Итак, я –

Бороздина Татьяна, танцевально-двигательный психолог-консультант, ведущая групп, актриса и ведущая плейбек-театра.

Подходы в работе: 

• Экзистенциально-гуманистический,
• Психоаналитически ориентированный,
• Терапия выразительными искусствами.

Проблематика:

• Химические и не-химические виды зависимостей,
• Психосоматические расстройства,
• Травматические переживания, в том числе, связанные с военной травмой,
• Личностные и профессиональные кризисы,
• Семейное консультирование,
• Профилактика профессионального выгорания специалистов помогающих профессий.

Думаю, что из изложенного выше стало ясно, почему я занимаюсь именно этой проблематикой.